Глава 59 ∘ Джуд
Снова настали счастливые деньки! Меня больше не обвиняют в смерти… той женщины из Крестов. Дело против меня размякло, будто бумажный платок от соплей. Крестовство в этом году настало рано. А Люк, мой сокамерник, тоже из Освободительного Ополчения, сказал мне, что ОО ждет меня обратно с распростертыми объятиями.
У меня такое чувство, будто меня ждут дома. И это здорово. Но из тюрьмы пока не выпускают. Правда, и накопать достаточно улик, чтобы обвинить в похищении Сеффи, тоже не могут, но не сдаются. Теперь вот обвиняют в принадлежности к ОО, за что автоматически полагается два года за решеткой. Не сомневаюсь, что здесь меня признают виновным. Очень уж им хочется хоть за что-то меня привлечь. Но если буду хорошо себя вести, отбуду всего шесть-восемь месяцев. Даже перспектива провести в тюрьме еще несколько месяцев не мешает мне улыбаться. Утром я купил Daily Shouter и от заголовка на первой полосе весь день так сиял, что губы заныли.
Эндрю Дорн убит.
Все получилось просто лучше некуда. Один готов, на очереди Сеффи с дочкой. И единственная дохлая муха в моей картофельной похлебке с луком — то обстоятельство, что Сеффи живет у моей мамы. До сих пор не могу в это поверить. Я и не знал, пока не увидел Сеффи с мамой по ящику. Но вся эта шумиха вокруг нее наверняка заставит ее съехать. После такого у нее не останется друзей — ни с той, ни с другой стороны. Приятели-Кресты обвинят ее в том, что она обеспечила алиби нулю, обвиненному в убийстве Креста. Они все скажут, что она предала своих. А нули возненавидят ее за то, что она не сразу обеспечила мне алиби, хотя могла. На самом деле я сомневаюсь, что она дала бы делу ход, если бы не изложила свою версию в интервью одной газете и на радио еще до того, как я выступил с заявлением. Думаю, она бы все отрицала, если бы могла, просто опоздала. Слава богу. Я смотрел по ящику в тюрьме, как у мамы на пороге толпятся журналисты из газет и с телекамерами — так и рвутся взять у нее интервью после моих откровений, — но Сеффи не сказала ни слова. Она не стала ни сотрудничать со мной, ни отрицать мою версию. Но от нее этого и не требовалось. За нее все сделали прежние интервью. И хотя она ни разу не упомянула Эндрю Дорна в тех интервью, которые давала до того, как обнародовали мою душераздирающую историю о несправедливом обвинении, это уже неважно. Журналисты постоянно расспрашивали ее об Эндрю Дорне. Насколько они могли судить, как и все остальные, Сеффи была с ним знакома, оставила его в доме Кары, а потом, после смерти Кары, помалкивала, чтобы все замять. Она была виновна в пособничестве. Правда, никому из журналистов не удалось ничего из нее вытянуть. Все адресованные ей вопросы натыкались на гробовое молчание. Красноречивое молчание, лучше всяких обвинений.
От этого молчания на губах у меня играла улыбка и сердце пело. Я поймал тебя, Сеффи. И это только начало. Я тебя поймал.
Надеюсь, ты гордишься мной, Каллум.
Я сделал все это ради тебя.
Эндрю Дорн поплатился за то, что предал нас. И куда бы Сеффи сейчас ни подалась, она останется одна и все встречные и поперечные будут ее презирать. А главное — я еще поквитаюсь с ней, как только выйду на волю. Лучшего результата и не придумаешь.
Правда, мне и этого мало. Зато ждать осталось недолго.
Глава 60 × Сеффи
— Нравится, Роуз?
— Янь-янь! — ответила мне Роуз.
— Согласна. — Я с улыбкой повесила оранжевый комбинезончик обратно на вешалку. Оранжевый не ее цвет. Он ей не идет — зато идут все остальные.
Мы пошли купить Роуз новой одежды, потому что она росла как бешеная. Мы с Роуз впервые за долгое время отправились куда-то вместе только для того, чтобы порадоваться обществу друг друга. А после всего, что случилось в последнее время, я не хотела видеться больше ни с кем. Да и права на это не имела. Вернусь в большой мир, когда перед глазами перестанет плясать фотография Кары Имега из газет. Когда воспоминания о том, как я помогла ее убийце остаться безнаказанным, перестанут терзать разум и приходить в страшных снах — тогда и только тогда я буду готова воссоединиться с родом человеческим. А пока надо как-то держаться ради Роуз. Денег у меня было в обрез, но кое на что должно хватить. Раньше, когда у меня были деньги, я не обращала внимания на цены. А теперь я старательно прицениваюсь ко всему. И не помню, когда в последний раз покупала одежду себе. Не то чтобы я любила подобные развлечения, но было бы приятно, если бы финансы оставляли свободу выбора. Я поцеловала Роуз в лоб и пристроила обратно в переноску, пристегнутую к животу, так, чтобы она смотрела вперед и могла высказывать свое мнение об одежде, которую я ей выбираю. Я проверила, что все лямки и ремешки на переноске надежно застегнуты, а Роуз удобно устроилась, и взяла другой комбинезончик, который мне приглянулся. Поцеловала Роуз в макушку. Не удержалась. Может, я еще войду во вкус материнства. Может. Когда перестану чувствовать себя такой никчемной и сломанной.
— А как тебе эти, Роуз? Очаровательные, тебе не кажется?
Наборчик был просто прелесть. Ярко-красный комбинезон в синий цветочек, желтый в красный цветочек и темно-синий — в желтый.
— Янгягя! — забулькала Роуз.
— У тебя отличный вкус, ласточка, — сказала я ей.
— Ты Персефона Хэдли, да?
Услышав собственное имя, я резко обернулась и тут же пожалела об этом.
— Это ты, да? — спросила женщина средних лет у меня за спиной.
И если бы взглядом можно было убить, я бы уже остывала на полу с меловым контуром вокруг тела.
— Из-за тебя этому убийце, Джуду Макгрегору, сойдет с рук убийство одной из нас! — зашипела на меня женщина. — А тебе все равно! Пустышкина подстилка!
Я повесила комбинезончики на место и хотела уйти, но женщина схватила меня за руку и развернула к себе. Вокруг начали собираться другие покупатели. Мои портреты в последние несколько дней печатали во всех газетах, но я, честно говоря, не ожидала, что меня будут узнавать. Краем глаза я видела, что меня стали замечать и другие. Одной рукой я обхватила Роуз, чтобы защитить. И ни слова не сказала. Что тут скажешь?
— Это она!
— Та самая!
— Дочка Камаля Хэдли!
— А это ребенок Каллума Макгрегора, да? Ну, того террориста, которого повесили?..
И еще. И даже хуже. И опять, и снова…
— У меня муж полицейский, — сообщила женщина, которая все начала. — Он говорит, все знают, что ту девушку убил Джуд Макгрегор. А теперь из-за того, что ты тут воду мутишь, никто не сможет добиться, чтобы его признали виновным!
Все улики были косвенные, иначе мы с Джудом уже давно предстали бы перед судом. У полиции не было никаких убедительных улик, ни крови, ни ДНК, одни отпечатки пальцев. Но это я только подумала. И не сказала.
— Неужели ты и правда так сильно ненавидишь всех своих? — спросили меня парень-Крест и его подруга-Крест.
— Малышку жалко. — Еще какая-то девушка показала на Роуз. — С такой матерью, как ты, ей ничего в жизни не светит.
И еще. И даже хуже. И опять, и снова…
Я двинулась прочь, но прямого безопасного прохода не было.
Меня окружили со всех сторон.
— Простите, пожалуйста. — Я попыталась обойти жену полицейского, но она меня не пропустила.
Если бы со мной не было дочки, я бы заставила ее подвинуться. Правда, если бы со мной не было дочки, мне могли сделать больно не только едкими словами. Я протиснулась мимо женщины, и на этот раз она с неохотой дала мне пройти.
— Пустышкина подстилка!
— Шлюха!
— Потаскуха!
— Шалава!
Роуз заплакала.
— Ничего-ничего, крошка, — шепнула я ей на ухо. — Все нормально.
Но на самом деле все было ненормально. И мои слезы, капавшие ей на лоб, наверное, говорили ей об этом яснее всего прочего, что я могла сказать или сделать. Да, так и есть. Я никудышная мать. Роуз было бы лучше без меня. Роуз достойна счастья. А со мной она счастлива не будет. Разве можно быть счастливой со мной?